Художник принялся отсчитывать купюры, но тут же бросил это занятие и вручил Насте всю пачку.
– Держи. Значит, уезжаешь. Ладно, езжай. Мне нужно работать.
Настя развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вниз по лестнице.
Она села за руль автомобиля, рыдая, как Пенелопа.
– Я сойду с ума! – простонала Настя. – Это раскаленный лед. У меня разорвется сердце от перепада температур!
И она отправилась в путь, оставив позади лесную поляну, коттедж с абрикосовыми стенами и в нем – своего мучителя.
До Саманкульского района Валдаев добрался к обеду. Поэтому разговор с лейтенантом Воробьевым был удачно аранжирован поеданием пельменей в столовой «Ласточка».
– А что ты домой на обед не ходишь? – поинтересовался Александр.
Сережа сморщился. Обязательным приложением к обеду (и к завтраку, и к ужину) являлись нотации юной, но сварливой жены лейтенанта. Молодая женщина словно поставила перед собой цель – к тридцати годам подвести супруга к инфаркту. Или не ставила никаких целей, а просто была дурой.
– Короче, зря приехали, товарищ капитан, – продолжил мысль Воробьев. – Там все чисто. Я со всеми побеседовал, все версии проверил. Никто ее с горы не сталкивал. Сама слетела. Милая, кстати, была девушка.
– Милая. Я видел фотографии.
– Да я не о внешности. Умница, отличница. Добрый, славный человечек. Так мне сказали друзья и знакомые.
– Вот и брат убивается. У него теперь вся жизнь кувырком.
– Еще бы. Жаль, конечно, девчонку.
– Слушай, – задумался Валдаев, – ты говоришь, черепно-мозговая травма? А что, если ей сначала дали по голове, а потом уже сбросили с горы?
Воробьев вздохнул:
– Вы, товарищ капитан, детективных сериалов насмотрелись. Придумаете тоже. Ну зачем кому-то понадобилось бить по голове Дину? Да и вообще. Она одна была в доме художника. Атаманов в тот день слинял в город. А Дина выпила мартини – мне, кстати, мартини совсем не нравится, понимаю, водка, другое дело… Значит, выпила девочка и полезла на гору проветриться. Да и сорвалась в пропасть. И она, заметьте, не первая. С горы открывается исключительный вид на озеро. Вот народ туда и ломится. Пару лет назад два туриста разбились.
– А ты уверен, что Дина осталась дома одна? Вдруг Атаманов не уехал?
– И укокошил подругу? А какой смысл?
– Разные причины могут быть.
– Не-а. Нет причин. Нет мотива. Я проверял. Этот художник после смерти Дины чуть с ума не сошел. Говорят, считал себя виноватым. А в чем он виноват? Что оставил девушку одну в глуши? Так и она самостоятельная, не ребенок. Села бы в машину, да и махнула в город. Раз одной скучно.
– И как я понимаю, у Атаманова железное алиби.
– Ну да. Он, как я понял, привык сражаться сразу на нескольких фронтах. Он оставил Дину в лесу, а ночь провел с другой женщиной.
– Во как! Ну, понятно – уникальная личность. Беспрецедентно талантлив. Гений цвета и абстракции. Ему необходимо разнообразие.
– А вы, товарищ капитан, разбираетесь в искусстве, – с уважением посмотрел на старшего коллегу Воробьев.
– Есть немного. Так, ну ладно.
– Я вам клянусь, Александр Владимирович, никто Дину с горы не сталкивал! Ну очень она пьяна была, понимаете? Очень! Немудрено свалиться в таком состоянии.
– Но ты на всякий случай дай мне координаты дамы, обеспечившей Атаманову алиби.
– Это его дилер. Директор галереи «Фонтенуа» Вероника Владимировна Шум. Роскошная баба, Александр Владимирович! О, мне бы такого дилера!
Валдаев поперхнулся пельменем.
– Вероника Шум?
– Да, она. Ей, кстати, эта ночь тоже боком вышла. Муж узнал о ее невинной шалости и подал на развод.
– Черт! – выругался Александр. – Проклятие!
– А что вы так разволновались, товарищ капитан? Давайте возьмем еще пельменей?
Но у Валдаев внезапно пропал аппетит.
– А где маска?
Это был первый вопрос, заданный Настей, когда она появилась на пороге квартиры Здоровякиных. Очевидно, африканское пугало произвело неизгладимое впечатление не на одну только Марию – все сразу же заметили исчезновение предмета.
– Случайно разбили. А у тебя как дела?
Настя посмотрела на подругу взглядом, полным страдания.
– Я не знаю, что делать с этим безумцем, – сказала она. – Он меня извел.
– Издержки, – рассудительно заметила Мария. – Разделить судьбу с гением – для этого требуются мужество и полная самоотдача.
– Пока он не звал меня разделить с ним судьбу. И потом – разве он гений?
– Несомненно! Я тут почитала в Интернете. Шикарные отзывы! Причем даже в английских и немецких газетах. Их за язык никто не тянул! Значит, Атаманов – гений.
– Ну да, картины у него необычные, – вяло согласилась Настя. – Но сам он – скотина.
– Кальмар мелкотравчатый! – кивнула Маша. – Но как хорош собой!
– Ты ведь его ни разу не видела.
– Нашла фотографии в Интернете.
– Господи, Мария, ты живешь, что ли, там?
– И не я одна. Нас миллионы.
Нет, Маша, конечно, не относилась к категории интернет-наркоманов, но информацию из глобальной сети черпала полной мерой.
– Да, он симпатичный, – вздохнула Настя. – Очень, очень симпатичный. Думаешь, я хоть немножко ему интересна?
Да, только Мария и способна была ответить на вопрос, интересна ли Настя художнику! Учитывая, что Маша ни разу с ним не встречалась и лепила его образ, исходя в основном из рассказов подруги.
– Конечно интересна! – уверенно кивнула Мария. – Ведь он просил тебя остаться?
– Просил.
– Страстно?
– Вроде бы.
– Вот видишь!
– Если бы знать, шли его страстные призывы от сердца или от желудка, избалованного моими деликатесами. Он просто боится остаться один на один с пакетом замороженных пельменей.