Стопроцентная блондинка - Страница 37

К оглавлению

37

– Да! Какие у вас насыщенные цвета, краски! И хотя вы намеренно не акцентируете внимание на технике, ваше мастерство бесспорно. Какие лессировки, сфукато! Но главное, естественно, оригинальность мышления. Вы, наверное, видите вещи совсем не так, как обыкновенные люди. Меня потрясла «Лестница». Я словно ощутила энергию, с которой вы рисовали эту картину. Она такая динамичная, яркая, аллегоричная. И даже агрессивная. Мне представился человек, карабкающийся вверх, расталкивающий всех локтями, оставляющий позади искалеченные тела. Но там, куда он стремится, – одна пустота. Да, точно! Лучше бы вы назвали эту картину «Агрессия»!

Атаманов заинтересованно смотрел на девушку. Девица, приглашенная на роль экономки, не переставала удивлять его. Она выразила словами эмоции, охватившие его во время работы над картиной.

– А я ее так и назвал, – хмыкнул художник.

– Правда?!

– Да. Но мой дилер предложила название «Лестница». Она решила, так зрителям будет легче проникнуть в замысел. Она всегда пытается приблизить искусство к народу, ведь народ отстегивает за плоды моего самовыражения солидные деньги. Пойдем!

И художник двинулся в сторону лестницы. Анастасия поняла – сейчас ей покажут мастерскую.

– Кстати, спасибо за уборку. Я и сам думал – наверное, нужно что-то предпринять. Страшно неудобно ходить по всякой дряни. И с полок все падает почему-то. Ты молодец. Ну вот. Моя мастерская…

Глава 14
Кому помешала эта собака?!

Весь день шел снег, падая пушистыми хлопьями. Засыпало весь двор, скамейки и карусель почти скрылись под толстым белым покрывалом. Пацаны, вернувшиеся из садика под конвоем Люси, потребовали дополнительной прогулки.

– Да там уже темно! – прошипела Мария. – Тихо, Стасика разбудите, только уложила!

– Мама, мы недолго!

– Ну пожалуйста!

– Мамуля, умоляю!

– Не будь вредной!

– Ваши документы, мэм! (Это Эдик.)

– Ну хорошо, давайте я еще с ними погуляю, – смилостивилась Люся. – Но только полчаса! Мне пора домой!

– Ура! – сдавленно прокричали дети. – Люся, ты прелесть!

– Не «ты», а «вы», – поправила Маша. – Ладно, гуляйте. И Рекса с собой возьмите…

Через сорок минут окоченевшая Люся приятным гнусавым голосом начала взывать к совести мальчуганов. Безрезультатно. Дети валялись в снегу, закапывали друг друга и собаку в сугробы, кидались снежками.

– Хорошо, предлагаю сходить в магазин, – схитрила Людмила. – Покупаете по жвачке, потом сразу домой.

– Ура! В магазин! – завопили дети. И понеслись в сторону универсама.

В магазине возникла новая проблема: спиногрызы прилипли к витрине с игрушками. Они с трепетом рассматривали и обсуждали китайские пластмассовые пистолеты. Так, словно этот хлам являлся пределом их мечтаний. Будто никогда в жизни родители не покупали им других, качественных игрушек.

– Ладно, – вздохнула Люся, – наслаждайтесь. А я пока схожу в отдел косметики.

Пацаны были доверчивыми дошкольниками, а не пессимистически настроенными тинейджерами. Иначе они бы глубоко задумались: зачем Люсе идти в отдел косметики. Ведь при ее внешности, увы, бессильны любые косметические средства.

А Людмила, слизывая с верхней губы капли воды (экс-снежинки), быстро выскочила на улицу. Там, на крыльце, высился сугроб с глазами. Это был Рекс. Он ждал братьев Здоровякиных.

– Беги, прогуляйся, – сказала Люся, отвязывая поводок. – Ты замерз тут, да? Беги, беги.

Она отстегнула поводок от ошейника и, размахнувшись, забросила подальше. Рекс, изобразив вентилятор, отряхнулся от снега, лизнул домработнице руку и, оглядываясь, нерешительно сбежал вниз по ступенькам…


Паркуя каждое утро автомобиль около галереи «Фонтенуа», Вероника ощущала в груди приятные собственнические чувства. Словно олигарх, удовлетворенно разглядывающий нефтяные вышки с невнятным бормотанием: «Это мое… И это тоже мое…»

Одиннадцать лет назад, едва закончив учебу в Академии художеств, Вероника открыла арт-салон. Тогда все что-то открывали: магазины, банки, лотки. В воздухе витал дух предпринимательства и быстрого обогащения. Уже появились первые миллионеры – не те, далекие, из телевизионных репортажей, а родные, местные.

Так и Вероника. Создавая фирму, вчерашняя студентка прежде всего думала о деньгах, а не о служении искусству. В оптимальном варианте она собиралась сочетать близость к прекрасному и ловкую торговлю.

В доходность ее предприятия никто не верил. И зря. На крошечный салон внезапно обрушились толпы иностранцев, готовых скупать все на корню – от экспрессионизма и постмодернизма до войлочных ковриков с аппликацией (поделки народных мастеров). Выгодно продав несколько картин и скульптур, Вероника вложила деньги в благоустройство. Она расширила площадь и пригласила дизайнера. Затем закатила шумное новоселье, позвав не только художников и прессу, но и чиновников из отдела иностранных связей областной администрации.

Ее уловка сработала. Теперь арт-салон, изящно оформленный дизайнером, стал одной из достопримечательностей города, в обязательном порядке демонстрируемых иностранным делегациям. А Вероника не жалела денег на рекламу. Она помнила выражение Сэмюэла Беккета, заметившего, что картины – не сосиски и они не могут быть хорошими или плохими. Но добавляла про себя: однако картины не меньше сосисок нуждаются в умелом продвижении на рынок.

Вероника устраивала презентации, дружила с местными журналистами и, используя личное обаяние, всегда находила доступ к нарождающейся буржуазии. Это было время малиновых пиджаков и веерообразных пальцев. Для таких ценителей искусства (искренне считающих всю современную живопись «мазней») существовало отличное средство убеждения – астрономическая цена картины. Новые русские категорически не переносили намеков, что данный шедевр им не по карману.

37