Сервируя стол для художника, Настя ощутила жесточайший приступ тоски: тарелки, приборы, фужер – именно так она встречала каждый вечер Платонова с работы.
«Маша сказала, что он меня использовал… Наверное, она права. Сама она не часто готовит ужин – прикрывается то компьютером, то грудным младенцем. И что же? Здоровякин все еще при ней. А я взбивала фарш миксером и как проклятая пассеровала лук… И осталась одна!»
Настя придирчиво осмотрела стол. Хорошо, у художника нашлась запечатанная коробка с набором небьющейся посуды. Настя решительно сорвала упаковку. Дешевка, конечно. Вот у Насти дома был веджвудский фарфор. Каждая тарелка – словно произведение искусства. Иээх! Фарфор Платонов оставил себе.
«Он многое себе оставил.
Но это не важно.
Главное – я сумела вернуть свое сердце.
Мое сердце больше ему не принадлежит».
На аппетитные запахи в дом потянулись ходоки. Вернее, один чумазый индивидуум в кирзовых сапогах. Настя строго посмотрела на сварщика, ввалившегося на кухню. Она, пожарив мясо, уже ощутила себя полноправным менеджером этой территории.
– Не топчите здесь, – официальным тоном сказала Настя (она успела вымыть пол). – И не хватайте ничего руками! (Сварщик стырил со стола краюху горячего хлеба.)
Парень скрылся и вернулся вновь – гораздо менее одетый. Его темные волосы были собраны сзади в индейский хвост. «Ну надо же! – подумала Настя. – Какие экстравагантные сварщики обитают в этом поселке».
– Что-то барин не едет, – заметил парень, жадно шаря глазами по раскаленным сковородкам.
– У меня все остынет, – сокрушенно вздохнула Настя.
– Вкусный хлеб. И посыпан чем-то.
– Это кунжут.
– Бесподобно пахнет, – сглотнул слюну работяга. – Предлагаю услуги дегустатора.
«Ничего себе, – удивилась Настя. – Славно выражается юноша. А вдруг он и не сварщик вовсе, а кандидат наук? А сваркой только деньги зарабатывает».
– Давайте поедим, – настойчиво повторил закамуфлированный под сварщика кандидат наук.
Анастасия смутилась. Отказать парню, полдня проторчавшему на воздухе и нагулявшему, вероятно, зверский аппетит, было неудобно. Еще неудобнее стало, когда Настя представила себе картину: Андрей Леонидович возвращается из города, а у него на кухне мило трескают эскалопы сварщик и домработница, запивая еду отличным шардоне. Картинка в духе Чехова или О.Генри.
Но благородные манеры взяли верх.
– Садитесь, – вздохнула Настя.
«Он успеет уйти до приезда художника», – подумала она.
И засуетилась вокруг парня. Она словно вернулась в счастливые времена, покрытые для нее розовой дымкой влюбленности. Процесс кормления голодного мужчины (Платонова) всегда был связан с тихим умилением – Настя радовалась, когда родное существо ело с энтузиазмом.
А сварщик вновь удивил Анастасию: он не набросился на мясо со звериным рычанием, а принялся интеллигентно орудовать ножом и вилкой. Почему-то на него было приятно смотреть. «Ну какой же симпатяга!» – вновь заметила Настя.
Она с удовольствием рассматривала сварщика и расплывалась в ответной улыбке, когда на щеках парня вспыхивали обаятельные ямочки. Правда, улыбаться Насте было нелегко – мешал грим. Но она поразилась самой себе. Ведь она собиралась еще долго лелеять горе и оставаться глухой к любым поползновениям основного инстинкта – инстинкта, заставляющего женщину вглядываться в лицо мужчины и украдкой скользить взглядом по его фигуре. Фигура у малыша (конечно, он был совсем ребенок рядом с престарелой Анастасией Николаевной!) удалась на славу, природа не поскупилась. Тяжелый физический труд отшлифовал рельефы. Тонкий свитер обтягивал мощные плечи. Как ни странно, пахло от работяги не по́том и гарью, а хорошей туалетной водой. Едва различимо. Настя уловила запах. «Неужели Hugo Boss? – изумилась она. – Да ну, с какой стати… Показалось».
– Вы мастерица, Настасья Николавна! – похвалил парень. – Классно готовите.
– К сожалению, это мой единственный талант, – уныло призналась Настя.
– А разве мало? Наверное, работали в ресторане?
– Боже упаси! Я не профессионал, а любитель. Знаете, стыдно признаться, но, дожив до двад… сорока пяти лет, я так и не стала профессионалом ни в одной области.
«Дура. Дура.
Зачем я ему это говорю?!»
Да, непонятно почему Насте захотелось пооткровенничать. Наверное, открытое лицо парня располагало к душещипательной беседе. А после расставания с Платоновым Настя испытывала настоятельную потребность в сочувствии.
– Зато, наверное, детей вырастили? – предположил сварщик.
– Нет, – смутилась Настя. – У меня нет детей. Вот видите, я совершенно никчемное создание.
Идиотка!
– Да ладно вам!
– А какой он? Художник? – Настя сменила тему.
– Андрюха-то… Ничего мужик. Правда, со странностями.
– С какими? – испугалась Настя.
– С закидонами. Вредный он.
– Тяжелый характер?
– Я думаю, у него маниакально-депрессивный психоз.
«Куда я попала!» – ужаснулась Настя.
– Но вы не бойтесь. С дамами он мягок.
– Что, бабник?!
– Бабник… Не думаю… Впрочем, скоро сами с ним познакомитесь.
Накормленный симпатяга сварщик отвесил 546 комплиментов Настиному ужину, пошуршал, погремел за пределами кухни и как-то незаметно исчез. Уже совершенно стемнело. Настя сварила кофе, завернулась в плед и села у окна. Удивительная, непривычная для городской жительницы тишина окутала ее.
Ее ожидание длилось вечно. Наконец она вспомнила о мобильнике Атаманова. Ведь Маша дала ей номер!
– Здравствуйте, Андрей Леонидович, – пролепетала она. – Это Анастасия Платонова, ваша экономка. Я приехала, приготовила ужин. Жду вас. Что делать?